Инициалы Александр Грин мы вспоминаем очень часто - это название головного судна серии одного из самых удачных проектов морских прогулочных катеров в СССР, вероятно самой многочисленной серии морских трамвайчиков, облик которых стал привычным атрибутом прибрежных вод многих городов и населённых пунктов северного побережья Чёрного моря. И это по-праву ! Ведь Александр Грин - прекрасный русскоязычный писатель, воспевший морское побережье и посвятивший Обычному человеку, живущему на нём и не только, свои чудесные необычные произведения. В конце лета нынешнего года исполнилось 140 лет со Дня Рождения Александра Грина.
Многие рассказы Александра Грина (настоящее имя писателя - Александр Степанович Гриневский, 11 (23) августа 1880, Слободской, Вятской губернии, царской Росс. империи — 8 июля 1932, Старый Крым, СССР) посвящены, скорее, не именно морю и не являются непосредственно морскими приключениями - а морскому берегу, описанию его облика и красоты. Но главное, они посявящены самому человеку - тому кто живёт или находится на берегу моря. Если в произведении и описывается плавание судна, то исключительно в том контексте, что главное его действо должно произойти на берегу. И чаще именно на берегу моря а не на судне главными героями у Александра Грина и становятся те, чей труд или стремление к определённой жизненной цели часто связан с морем, это и хорошие люди, и плохие - как всегда бывает в жизни. Но есть у писателя и рассказы, которые проходят целиком вне водной стихии, и даже далеки от её контекста.
Мемориальная табличка на доме на Таможенной площади в Одессе, где в 1896-1897 гг жил Александр Грин.
Фотоснимки Яна Пичиневского, 9.09.2017
В произведениях Александра Грина запечатлены образы людей и нравы периода нулевых - двадцатых годов прошлого века, атмосферы того времени. Но, одновременно, вчитываясь в их строки, сразу приходит ощущение, что всё это перекликается и с миром сегодняшним - и герои и сюжеты, развивающиеся с их участием вполне актуальны, и вроде из них соткана и наша повседневная жизнь, но в то же время никто до этого так метко и универсально не описывал их, будь то пожилой Комендант Порта или авантюрист-миссионер Варнава, девушки романтичных, гармоничных или "практично"-ориентированных типажей из рассказов "Возвращённый ад" и "Сто вёрст по реке", "Золотая Цепь" и "Бегущая по Волнам", "Алые Паруса", типажи покорителей их сердец. Кажется, что и мы именно их видели и встречали и на нашем жизненном пути.
На первый взгляд приключенческие, психологические и философские сюжеты, наделённые романтикой, в произведениях писателя причудливым образом сочетаются с совершеннейшей символикой. Словно искусная графика, буквально несколькими штрихами так ясно и чётко обозначаются типажи людей, передаются их чувства и ощущения, контуры и силуэты пространства, смысл и суть происходящих действий и событий - так, что сразу однозначно становится ясно, о ком и о чём идёт речь, без особой сложности представляешь совершенно точную картину происходящего.
А в описаниях прибрежных городов, созданных в творчестве Александра Грина, в которых происходят действия его произведений, и которых нет на карте мира, без сложности угадывается рифма с Ялтой и Одессой, с Севастополем и, наверно, с Феодосией, с Гурзуфом и Алупкой. Ощущается - здесь мы повсюду много раз бывали и исхаживали их стройные улицы и загадочные площади, крутые спуски, сбегающие к морю и обрывы, обрывающиеся над его бездной. И, вроде, они никакие не те самые, но вместе с тем как-то знакомы...
Многие произведения Писателя завершаются по-настоящему хорошим концом - в жини чаще всего бывает не так... Но в этом не Александра Грина вина - бóльшую часть своей жизни он был совершенно несчастным человеком, до такой степенни незаслуженно обделённым любовью или даже просто достойным отношением окружающих, что ему наверно, хотелось, чтоб хотя бы в придуманном им мире всё было так как должно быть по справедливости. Спасибо ему за это !
Хотя у Александра Грина есть и грустные произведения, и как сказано выше - совсем не морские, но в главном - его творчество пронизано добротой и оптимизмом, гуманизмом и красотой, и от него пахнет морем !
Ялта. Ласточкино гнездо. Катер типа "Александр Грин", возможно и сам "Александр Грин"
Открытка издательства "Радянська Україна", 1976, Київ. Фото Р. Якименка
Память об Александре Грине и почитание его заслуг были незаслуженно принижены и в сталинском (особенно после лета 1939 года) и в брежневском СССР. К сожалению, не пользуется писатель достойной популярностью и у непрозападно-ориентированной части населения бывшего СССР и сегодня. При этом Александр Грин был достаточно космополитичным и прогрессивным человеком в отличие от других, живших с ним в одно время более или менее успешных и известных русских и русскоязычных писателей и поэтов. В его произведениях и без всякой цензуры отсутствует ненависть и презрение к народам и народностям, особенно яростно нелюбимым в правящих кругах СССР и в толще его бывшего населения, к социально униженным властями группам каждого периода времени, в котором он жил. Было даже внегласно принято, делать более повышенный акцент на романтическо-приключенческом романе "Алые паруса" с целью затмевать другие произведения Писателя, акцентирующие на общечеловеческой нравственности и гуманизме - так презренных советским властям и большинству советского и постсоветского коренного населения.
И даже сам знаменитый катер - головное судно серии, построенный в 1969/1970 году, получил своё название "Александр Грин" скорее по недосмотру тогдашнией власти и вопреки её вкусам и чаяниям, чем благодаря ей. Морской трамвайчик "Александр Грин" на протяжении двух десятилетий успешно прослужил Ялте в пассажирских и экскурсионных перевозках, и примерно в 1991 году или сразу после него был списан, исчез из вида, дальнейших сведений об этом судне нет, его последующая судьба, к сожалению, пока неизвестна.
Ян Пичиневский
27.10.2020
Я был один, в тишине, отмериваемой стуком часов. Тишина мчалась, и я ушел в область спутанных очертаний. Два раза подходил сон, а затем я уже не слышал и не помнил его приближения. Так, незаметно уснув, я пробудился с восходом солнца. Первым чувством моим была улыбка. Я приподнялся и уселся в порыве глубокого восхищения, – несравненного, чистого удовольствия, вызванного эффектной неожиданностью.
Я спал в комнате, о которой упоминал, что ее стена, обращенная к морю, была, по существу, огромным окном. Оно шло от потолочного карниза до рамы в полу, а по сторонам на фут не достигало стен. Его створки можно было раздвинуть так, что стекла скрывались. За окном, внизу, был узкий выступ, засаженный цветами.
Я проснулся при таком положении восходящего над чертой моря солнца, когда его лучи проходили внутрь комнаты вместе с отражением волн, сыпавшихся на экране задней стены.
На потолке и стенах неслись танцы солнечных привидений. Вихрь золотой сети сиял таинственными рисунками. Лучистые веера, скачущие овалы и кидающиеся из угла в угол огневые черты были, как полет в стены стремительной золотой стаи, видимой лишь в момент прикосновения к плоскости. Эти пестрые ковры солнечных фей, мечущийся трепет которых, не прекращая ни на мгновение ткать ослепительный арабеск, достиг неистовой быстроты, были везде – вокруг, под ногами, над головой. Невидимая рука чертила странные письмена, понять значение которых было нельзя, как в музыке, когда она говорит. Комната ожила. Казалось, не устоя пред нашествием отскакивающего с воды солнца, она вот-вот начнет тихо кружиться. Даже на моих руках и коленях беспрерывно соскальзывали яркие пятна. Все это менялось неуловимо, как будто в встряхиваемой искристой сети бились прозрачные мотыльки. Я был очарован и неподвижно сидел среди голубого света моря и золотого – по комнате. Мне было отрадно. Я встал и, с легкой душой, с тонкой и безотчетной уверенностью, сказал всему: «Вам, знаки и фигуры, вбежавшие с значением неизвестным и все же развеселившие меня серьезным одиноким весельем, – пока вы еще не скрылись – вверяю я ржавчину своего Несбывшегося. Озарите и сотрите ее!»
Едва я окончил говорить, зная, что вспомню потом эту полусонную выходку с улыбкой, как золотая сеть смеркла; лишь в нижнем углу, у двери, дрожало еще некоторое время подобие изогнутого окна, открытого на поток искр, но исчезло и это. Исчезло также то настроение, каким началось утро, хотя его след не стерся до сего дня.
Александр Грин. "Бегущая по волнам". Отрывок из главы III